У нашего Лемуэля три ноги, и мы прозвали его Неотразимчиком. Когда
началась война Севера и Юга, Лемуэль уже подрос, и ему пришлось прятать
лишнюю ногу между лопаток, чтобы не возбуждать подозрений и сплетен. Нога
под одеждой на спине делала его похожим на верблюда, иногда она дергалась
от усталости и била его по позвоночнику, однако все это не очень
беспокоило Лемуэля. Ведь его принимали за обыкновенного двуногого! И он
был счастлив.
Мы, Хогбены, на своем веку не раз попадали в передряги. Теперь каша
заварилась из-за беспечности Неотразимчика. Он ко всему относился спустя
рукава.
Не виделись мы с Лемуэлем лет шестьдесят. Он жил в горах на Юге, а вся
наша семья - в Северном Кентукки. Вначале мы решили добраться к нему по
воздуху, но когда подлетели к Пайпервилю, собаки на земле невероятно
разбрехались, жители высыпали из домов и уставились на небо. Мы вынуждены
были вернуться. Папин па сказал, что придется отправиться в гости к
родственнику обычным способом, как все люди. Я не люблю путешествовать ни
по суше, ни по морю. Когда мы в 1620 году плыли к Плимут-Року, мне
вывернуло всю душу. Куда приятнее летать! Но с дедом мы никогда не
спорили, папин па у нас глава семьи.
Папин па взял где-то напрокат грузовик и туда уложили все пожитки.
Правда, не сразу нашлось место малышу - он весил около трехсот фунтов, и
корыто, в которое его поместили, занимало чудовищно много места. Зато с
дедом обошлось без хлопот: мы положили его в старый джутовый мешок и
засунули под сиденье. Сборы, конечно, легли на мои плечи. Па выпил
пшеничной водки и все только прыгал на голове и напевал: "Летит планета
кувырком, кувырком, кувырком...". А дядюшка вообще не захотел ехать. Он
улегся под ясли в хлеву и сказал, что погружается лет на десять в спячку.
- И чего вам дома не сидится? - бурчал он. - Полтыщи лет вы ежегодно
весной отправляетесь куда-то мотаться! Нет уж, я вам больше не компания...
Так и уехали без него.
Когда наши переселились в Кентукки, рассказывали мне, там было голое
место, и пришлось изрядно попотеть, чтобы устроиться. Однако Неотразимчик
не захотел корпеть над постройкой дома и улетел на юг. Там он зажил тихой
дремотной жизнью, просыпаясь по-настоящему раз в год-два, чтобы как
следует выпить. Лишь тогда с ним налаживалась мозговая связь.
Оказалось, Лемуэль устроился на развалившейся мельнице в горах над
Пайпервилем. Когда мы подъехали, то первым долгом увидали на балконе
Лемуэлевы бакенбарды. Сам Неотразимчик похрапывал в опрокинувшемся кресле
- очевидно, сон был приятный, и он не проснулся, когда упал. Будить мы
Лемуэля не стали. Корыто затащили в дом общими усилиями, а потом па и
папин па выгрузили спиртное.
Поначалу у всех было хлопот полон рот - в доме не нашлось ни крошки.
Наш Неотразимчик побил все рекорды сибаритства: даже не варил горячего. Он
приноровился гипнотизировать обитавших в окрестных лесах енотов, и те сами
являлись к нему на обед. И до чего только может дойти лень! Еноты очень
ловко действуют лапками, и Лемуэль заставлял их раскладывать костер и
самих себя поджаривать. Интересно, свежевал он зверей или нет? А когда
Неотразимчику хотелось пить, он - стыдно сказать! - собирал над головой
небольшую тучку и устраивал дождь прямо себе в рот.
Впрочем, сейчас нам было не до Лемуэля. Ма раскладывала вещи, па
присосался к кувшину пшеничной, и мне снова пришлось на своей спине
таскать тяжести. Все это было бы еще полбеды, но на мельнице не оказалось
никакого электрического генератора! А наш малыш жить не мог без
электричества, да и папин па пил его как верблюд. Неотразимчик, конечно,
пальцем о палец не ударил, чтобы поддерживать воду в запруде на должном
уровне, и вместо реки по высохшему руслу тек тощий ручеек. Нам с ма
пришлось здорово пораскинуть мозгами, пока мы не соорудили в курятнике
печку.
Однако настоящие неприятности начались после того, как о нашем приезде
пронюхали местные власти.
В один прекрасный день, когда ма стирала во дворе, заявился какой-то
плюгавый тип и страшно удивился, завидев нас (я как раз тоже вышел из
дому).
- Хороший выдался денек, - сказала ма, - не хотите ли выпить, сударь?
Незнакомец ответил, что не прочь, и я зачерпнул ему ковш нашей
пшеничной. От первого глотка он чуть не задохся, затем поблагодарил и
допил, однако повторить не захотел, а сказал, что, если мы так
гостеприимны, пусть лучше дадим ему раскаленный гвоздь и он его с
удовольствием проглотит.
- Недавно приехали? - спросил он.
- Да, - ответила ма, - в гости к родственнику.
Плюгавый взглянул на балкон, где восседал спавший каменным сном
Неотразимчик:
- А он, по-вашему, жив?
- Будьте уверены, - ответила ма, - как огурчик.
- Мы думали, он давно умер, - сказал плюгавый, - даже избирательный
налог с него не взимали. Теперь, надеюсь, и вы будете платить, раз
поселились здесь. Сколько вас народу?
- Человек шесть.
- Все совершеннолетние?
- У нас, значит, па, да этот - Сонк, да малыш...
- Сколько ребенку?
- Он совсем крошка, ему и четырехсот не будет, правда, ма? - вмешался
я.
Но ма влепила мне затрещину и приказала не перебивать старших. Плюгавый
ткнул пальцем в мою сторону и сказал, что не в силах определить мой
возраст, и я готов был провалиться сквозь землю, так как сбился со счета
еще при Кромвеле и теперь сам не знал, сколько мне лет. В конце концов
плюгавый решил взимать избирательный налог со всех, за исключением малыша.
- Но это еще не главное, - сказал он, что-то помечая в своей книжечке.
- Вы должны правильно голосовать. У нас в Пайпервиле один босс - Эли
Гэнди, и организация у него работает как часы... С вас со всех двадцать
долларов.
Ма отправила меня поискать денег. Но у папиного па оказался только один
денарий, и он сказал, что стащил его еще у какого-то Юлия Цезаря и денарий
дорог ему как сувенир, па опустошил кувшин пшеничной и от него я ничего не
добился, а у малыша нашлось всего три доллара. В карманах Неотразимчика я
обнаружил лишь старое скворчиное гнездо и в нем два яйца.
- Ничего, утро вечера мудреней, - сказал я и спросил у плюгавого: - А
золото вы берете, мистер?
Ма опять влепила мне затрещину, плюгавый же страшно развеселился и
сказал, что золотом будет еще лучше. Наконец он вышел и направился в лес и
вдруг припустил так, что пятки засверкали: навстречу ему попался енот с
пучком веточек в лапках для костра. Значит, наш Лемуэль проголодался.
Я стал искать металлолом, чтобы к завтрашнему дню превратить его в
золото, но назавтра мы уже очутились за решеткой.
Мы все могли читать мысли обыкновенных людей и заранее узнали об
аресте, но не стали ничего предпринимать. Папин па собрал всех, кроме
малыша и Неотразимчика на чердаке и объяснил, что нам надо хранить втайне
свои способности и не возбуждать подозрений местных жителей.
Во время его спича я загляделся на паутину в углу, и папин па заставил
мои глазные яблоки повернуться в его сторону, а затем продолжал:
- Стыдно мне за здешних мошенников, но нам лучше им не перечить.
Инквизиции теперь нет, и нашему здоровью ничто не угрожает.
- Может, лучше спрятать печку? - спросил было я, но получил от ма
очередную затрещину за то, что перебиваю старших.
- Только хуже будет, - пояснила она на словах. - Утром здесь шныряли
сыщики из Пайпервиля и все высмотрели.
- Вы пещеру под домом сделали? - спросил папин па. - Вот и отлично.
Спрячьте нас с малышом в пещере, а сами идите. - И добавил со старинной
вычурностью, которую любил: - Сколь жалка судьба человека, засидевшегося
на этом грешном свете и дожившего до мрака времен, освещаемых лишь солнцем
доллара. Пусть встанут деньги мошенникам поперек горла... Не надо, Сонк, я
сказал просто так, не заставляй их глотать доллары. Постараемся, дети, не
обращать на себя излишнего внимания. Как-нибудь выкрутимся.
Папин па с малышом залез в пещеру, а нас всех арестовали и отправили в
Пайпервиль, где поместили в здание со множеством клеток, похожее на
птичник. Похрапывавшего Неотразимчика тоже выволокли, он так и не
проснулся.
В птичнике-тюрьме па применил свой любимый трюк и ухитрился напиться.
Надо вам сказать, это даже был не трюк и не фокус, а настоящая магия. Сам
па не мог его толком объяснить и сбивался на какую-то чертовщину. Он
говорил, например, что алкоголь в теле человека превращается в сахар. Но
как же он превратится в теле в сахар, если попадает не в тело, а в живот?
Тут без колдовства не обойдешься. Мало того, па говорил еще, что с помощью
ферментов навострился сахар у себя в крови превращать обратно в алкоголь и
оставаться навеселе, сколько хочешь. Видно, эти его приятели ферменты были
форменные чернокнижники! Правда, он чаще отдавал предпочтение натуральному
спиртному, но проделки колдунов ферментов не раз сбивали меня с
панталыку...
Из тюрьмы меня привели в какое-то помещение, заполненное людьми,
предложили стул и начали допрашивать. Я прикинулся дурачком и твердил, что
ничего не знаю. Но вдруг один субъект объявил:
- Эти горцы абсолютно первобытные люди, однако у них в курятнике
урановый реактор! И они, конечно, не могли построить его сами!
Публику настоящий столбняк хватил.
Затем они снова начали приставать ко мне с вопросами, но ничего не
добились и отвели обратно в камеру.
Постель моя кишела клопами. Чтобы их уничтожить, я выпустил из глаз
особые лучики и только тогда заметил тщедушного человека с воспаленными
небритыми щеками, проснувшегося на верхних нарах. Он изумленно уставился
на меня и быстро-быстро моргал.
- Во всяких тюрьмах я гнил и с кем только не скучал у одного рундука,
но с дьяволом в одной дыре первый раз. Меня зовут Амбрустер, Стинки
Амбрустер, сижу за бродяжничество. А ты за что, приятель? Прикарманивал
души по бешеной цене?
- Рад познакомиться, - сказал я. - Вы, наверное, страшно образованный
человек, я таких изысканных выражений ни от кого не слыхал... Нас
притащили сюда без всяких объяснений, всех взяли, даже спавшего Лемуэля и
подвыпившего па.
- Я бы тоже с удовольствием шарахнул стаканчик-другой, - заметил мистер
Амбрустер. - Может, тогда у меня не лезли бы глаза на лоб оттого, что ты
ходишь, не касаясь ногами пола.
Я действительно был несколько выбит допросом из колеи и забылся.
Получилось, что я на глазах у чужих валяю дурака. Я рассыпался в
извинениях.
- Ничего, ничего, я давно всего этого ждал, - заворочался мистер
Амбрустер и поскреб щетину на щеках. - Пожил я, покуролесил в свое
удовольствие, вот и начал ум за разум заходить... Почему же, однако, вас
всех арестовали?
- Они говорят, из-за реактора, где мы расщепляем уран, но это ерунда.
Зачем я буду щепать уран? Вот лучину щепать - другое дело...
- Отдай ты им этот реактор, а то не отвяжутся. Здесь идет крупная
политическая игра - через неделю выборы. Начали было поговаривать о
реформах, да старина Гэнди всем глотки заткнул.
- Все это очень интересно, но нам надо поскорей домой.
- А где вы живете?
Я сказал, и мистер Амбрустер задумался:
- Наверное, ваш дом на той реке, то есть ручье... на Большой Медведице?
- Там даже не ручей, а ручеек.
- Гэнди называет его рекой Большой Медведицы! - рассмеялся мистер
Амбрустер. - И заработал на этом названии кучу денег! Ручей пятьдесят лет
как высох, но десять лет назад Гэнди построил на нем дамбу ниже вашей
мельницы и отхватил жирный куш. Дамба так и называется: Гэнди-дамба.
- Неужели он сумел обратить дамбу в деньги?
- Ага, значит, сам дьявол этого не может? А Гэнди может. У него в руках
газеты, а это все равно что открытый банковский счет, хо-хо! Гэнди взял и
провел себе ассигнования на строительство... Кажется, за нами.
Вошел человек со связкой ключей и увел мистера Амбрустера. Скоро пришли
и за мной. Я очутился в большой ярко освещенной комнате, где были и па, и
ма, и Неотразимчик, и мистер Амбрустер, и еще какие-то рослые парни с
пистолетами. Кроме них, там сидел тощий сморщенный коротышка с голым
черепом и подлыми глазенками. Этого лысого все слушались и называли
мистером Гэнди.
- Мальчишка, по-моему, довольно глуповат, - заговорил мистер Амбрустер,
когда я вошел. - Если он и сделал что плохое, то не нарочно.
Однако на пего прикрикнули и стукнули по голове, а этот мистер Гэнди
взглянул из угла на меня по-змеиному и спросил:
- Кто вам помогает, мальчик? Кто построил атомную электростанцию в
сарае? Отвечай правду, или тебе сделают больно.
Я так поглядел на него, что меня немедленно тоже стукнули по макушке.
Вот чудаки, не знают, какая крепкая у Хогбенов голова. Меня дикари
пробовали каменными топорами по голове бить, да все племя до того
уморилось, что пикнуть сил не хватило, когда я их стал потом топить. Но
мои сосед по камере заволновался.
- Послушайте, мистер Гэнди... Я, конечно, понимаю, какая грандиозная
сенсация будет, если вы докопаетесь, кто смастерил реактор, только вы и
без того победите на выборах. А вдруг там и нет никакого реактора?
- Я знаю, кто его построил, - сказал мистер Гэнди. - Беглые нацистские
преступники или предатели-физики. Я не успокоюсь, пока не найду виновных!
- Ого, значит, вам нужен шум на всю Америку, - сказал мистер Амбрустер.
- Наверное, метите в губернаторы или в сенаторы, а то и на самую
верхотуру?
- Мальчишка что-нибудь тебе рассказывал? - спросил мистер Гэнди.
Мистер Амбрустер сказал, что я ничего не говорил. Тогда они принялись
за Лемуэля, но только зря потеряли время. Наш Неотразимчик любил и умел
спать. Вдобавок при его лени он не давал себе труда дышать во сне, и люди
мистера Гэнди даже засомневались, жив ли он.
Па тем временем успел связаться со своими приятелями ферментами, и от
него тоже ничего нельзя было добиться. Они попробовали вразумить его
куском шланга, но он в ответ на удары только глупо хихикал, и мне было
ужасно стыдно.
Зато ма не посмели пальцем тронуть. А если кто подходил к ней, она вся
бледнела, покрывалась испариной, вздрагивала, и наглец отлетал прочь,
словно от здоровенного толчка. Помню, как-то один дока сказал, будто у нее
в организме есть орган вроде ультразвукового лазера. Но это вранье и
ученая тарабарщина! Ма просто испускала свист, которого никто не слышал, и
направляла его в цель, как охотник пулю в глаз белки. Я и сам так мог.
Наконец мистер Гэнди приказал отправить всех обратно в тюрьму,
пригрозив еще взяться за нас всерьез. Неотразимчика выволокли, остальных
развели по каморам.
Мистер Амбрустер стонал на нарах, крохотная лампочка с утиное яйцо
освещала его голову и шишку на ней. Пришлось облучить ему голову
невидимыми лучами, действовавшими как припарка (не знаю, что это были за
лучи, но я мог пускать и такие из глаз). Шишка исчезла, мистер Амбрустер
перестал стонать.
- Ну и в переплет ты попал, Сонк, - проговорил он (еще раньше я назвал
ему свое имя). - У Гэнди планы: о-го-го! Он уже околпачил Пайпервиль,
теперь хочет прибрать к рукам штат или даже целиком страну... А для этого
ему нужно сперва прогреметь на всю Америку. Заодно и переизбрание в мэры
подмажет, хотя город у него уже в кармане... А может, там у вас все-таки
был реактор?
Я вытаращил глаза.
- Ганди уверен на все сто, - продолжал мистер Амбрустер. - Он посылал
физиков, и я своими ушами слышал, как они докладывали про обнаруженный у
вас уран-235 и графитовые стержни. Мой совет: скажи им, кто вам помогал. А
то они напичкают тебя лекарствами, от которых начинаешь говорить правду.
Однако в ответ я лишь посоветовал мистеру Амбрустеру отоспаться - меня
уже звал папин па. Я вслушивался в его голос, звучавший в моем мозгу, но
перебивал па, успевший опохмелиться.
- А ну-ка, сынок, выпей, промочи горлышко, - веселился па.
- Заткнись, несчастная букашка! - строго перебил его папин па. -
Прекрати болтовню и отсоединись. Сонк!
- Да, папин па.
- Надо бы обмозговать план действий...
- А все-таки, почему бы тебе не опохмелиться? - не отставал па.
- Перестань, па! - не выдержал я. - Имей уважение к старшим, к своему
отцу. И потом, как ты дашь мне опохмелиться, если мы в разных камерах?!
- Очень просто: свяжу наши жилы, по которым течет кровь, в одно
замкнутое кольцо и перекачаю образовавшийся во мне алкоголь к тебе. В
науке это называется телепатической трансфузией. Гляди!
Перед моим мысленным взором возникла посланная па схема. Действительно,
все было очень просто. Просто для Хогбенов, разумеется. Но я еще больше
разозлился.
- Не заставляй, па, своего любящего сына терять последнее уважение к
родителю и называть его старым пнем. Не щеголяй этими теперешними
словечками, я же знаю, что ты ни разу книги в руках не держал, а просто
читаешь чужие мысли и хватаешь верхушки.
- Да ты выпей, выпей! - твердил па.
- Кражи мудрости прямо из чужих голов, - хихикнул папин па. - Я тоже
иногда так делал. А еще я могу быстренько состряпать у себя в крови
возбудителя мигрени и подбросить его тебе, бездонная ты бочка!.. Теперь,
Сонк, твой проказник па не будет нас прерывать.
- Слушаю тебя, - ответил я. - Как у вас там?
- Мы отлично устроились.
- А малыш?
- И он тоже. Но, Сонк, тебе придется поработать. Оказывается, все наши
нынешние беды от печки, или... как ее теперь называют?.. От ядерного
реактора.
- Я тоже догадался.
- Кто бы мог подумать, что они раскусят нашу печку? Такими печками
пользовались во времена моего деда, у него я научился их делать. От этих
ядерных печек и мы сами, Хогбены, получились, потому что в них... как же
теперь это называется?.. Здесь, в Пайпервиле, есть ученые люди, пошарю-ка
я у них в головах...
При моих дедах, - через некоторое время продолжил папин па, - люди
научились расщеплять атом. Возникла радиация, подействовала на гены, и в
результате доминантных мутаций появилось наше семейство. Все Хогбены -
мутанты.
- Про это нам вроде еще Роджер Бэкон [великий английский ученый XIII
века; предполагают, что он изобрел, в частности, очки, микроскоп,
телескоп; ему приписывают иногда создание пороха; он сделал немало
открытий в химии, физиологии и ряде других областей науки; призывал к
внедрению математики во все науки] говорил?
- Ага! Но он был наш приятель и с другими про нас не распространялся.
Если бы в его время люди узнали о наших необыкновенных способностях, они
бы постарались нас всех сжечь. Даже теперь нам небезопасно являться
людям... Со временем, конечно, мы насчет этого что-нибудь предпримем...
- Я знаю, - прервал я. (Мы, Хогбены, не имеем тайн друг от друга.)
- А пока у нас получилась закавыка. Люди снова научились расщеплять
атом и догадались, какую такую печку соорудили мы в курятнике. Нужно ее
уничтожить, чтобы от нас отстали. Однако малыш и я без электричества не
обойдемся, и придется получать его не от ядерной печи, а более сложным
путем. Вот что ты устроишь...
Скоро я принялся за работу.
У меня есть способность поворачивать глаза так, что становится видна
сущность вещей. Глянул я, к примеру, на оконную решетку, и вижу - вся она
состоит из крошечных смешных штучек, которые трясутся, бестолково топчутся
на одном месте и вообще суетятся, будто верующие, собирающиеся к
воскресной обедне. Теперь их, слышно, называют атомами. Усыпив
предварительно мистера Амбрустера, я начал строить из атомов, как из
кирпичиков, нужные мне комбинации. Вначале, правда, я ошибся и превратил
железную решетку в золотую, но тут же поправился и растворил ее в воздухе.
Очутившись снаружи, я загнал атомы на старые места, и в окне опять
возникла решетка.
Камера моя находилась на седьмом этаже здания, половину которого
занимала мэрия, а другую - тюрьма. Уже стемнело, и я вылетел незамеченным.
Увязавшуюся за мной сову я сбил плевком.
Атомную печку охраняла стража с фонарями, пришлось застыть сверху и все
делать на расстоянии. Вначале я испарил черные штуковины - графит, как их
окрестил мистер Амбрустер. Потом взялся за дрова, или, по его словам, за
уран-235, обратил его в свинец, а свинец - в пыль, и ее быстро сдуло
ветром.
Покончив с реактором, я полетел к истокам ручья. Вода бежала по его дну
тоненькой струйкой, в горах тоже оказалось сухо, а папин па говорил, воды
нам нужно полное русло. Тут как раз он сообщил мне, что малыш хнычет. Надо
бы, конечно, сперва отыскать падежный источник энергии и уже потом ломать
печку. Оставалось одно - дождь.
Однако раньше я слетал на мельницу, сотворил и поставил
электрогенератор.
Поднявшись в облака, я начал охлаждать одно из них, разразилась гроза,
и хлынул ливень. Но у подножия гор ручей был по-прежнему сух. После
непродолжительных поисков я заметил провал в дне ручья. Вот отчего
пятьдесят лет тут и воробей не мог напиться!
Я быстренько заделал дыру, на всякий случай отыскал несколько подземных
ключей и вывел их на поверхность, а затем полетел на мельницу.
Дождь лил как из ведра, и стража, очевидно, ушла сушиться, подумал я.
Но папин па сказал, что, когда захныкал наш младенец, они позатыкали уши
пальцами и с воплями разбежались кто куда. Он приказал мне осмотреть
мельничное колесо. Починка требовалась небольшая, да и дерево за несколько
веков сделалось мореным. Ну и хитроумная штука было это колесо! Воды в
ручье все прибывало, а колесо вертелось, и хоть бы хны! В старину умели
строить! Но папин па сказал, что я еще не видел Аппиеву дорогу, сделанную
древними римлянами, - мостовая до сих пор как новенькая.
Устроив его с малышом, как птенчиков в гнездышке, я полетел к
Пайпервилю. Занималась заря, и теперь за мной увязался голубь. Пришлось и
на него плюнуть, а то нас бы обоих заметили.
В тюрьме-мэрии по всем этажам бегали служители с растерянными
физиономиями. А ма сообщила мне, что, обратившись невидимками, они с па и
Лемуэлем собрались посовещаться в большой камере на краю тюремного блока.
Да, забыл сказать, что я тоже сделался невидимым, когда проник в свою
камеру взглянуть, не проснулся ли мистер Амбрустер.
- Папин па известил нас, что все в порядке, - сказала ма. - Нам,
кажется, можно отправляться домой. А дождь сильный?
- Ливень что надо. Чего это они тут так суетятся?
- Никак не поймут, куда мы подевались и где ты. Полетим на мельницу,
когда разойдутся тюремщики.
- Все устроено, как велел папин па, - начал рассказывать я, но вдруг на
другом конце коридора раздались изумленные возгласы.
Затем к дверной решетке нашей камеры вперевалку подошел заматерелый
жирный енот с пучком веточек, уселся на задние лапки и стал раскладывать
костер. Глазки у зверька были удивленные-удивленные. Должно быть, наш
Неотразимчик загипнотизировал его, не просыпаясь.
Перед решеткой собралась куча любопытных, но глядели они, разумеется,
не на нас - мы оставались невидимы, а на енота. Мне лично уже случалось
наблюдать, как еноты разжигают костер, но хотелось поглядеть, не
заставляет ли Неотразимчик зверей самих сдирать с себя шкуру. Однако
только енот приготовился свежевать себя, один из полицейских сграбастал
его в сумку и унес.
К этому времени совсем рассвело. Откуда-то донеслись крики, а потом
завопил голос, показавшийся мне знакомым.
- Ма, - сказал я, - мне бы нужно посмотреть, что делают с бедным
мистером Амбрустером.
- Нет, нет, пора вытаскивать малыша и деда из пещеры! - приказала она.
- Говоришь, мельничное колесо вертится?
- Еще как вертится! Электричества теперь хватит.
Ма нашарила рядом с собой па и дала ему тычка:
- Вставай, живо!
- Может, сперва выпьем? - заикнулся было па, однако ма поставила его на
ноги и сказала, что хватит, надо спешить домой.
Я тем временем уничтожил оконную решетку. Хотя дождь еще не перестал,
ма сказала, мы не сахарные, не растаем. Они с па подхватили храпевшего
Неотразимчика под мышки и полетели. Все трое оставались невидимыми, так
как перед тюрьмой-мэрией зачем-то собралась громадная толпа.
- Марш за нами! - крикнула мне ма. - А то нашлепаю!
- Сейчас! - ответил я, но остался.
Оказалось, что мистера Амбрустера снова отвели на допрос в зал. У окна
опять стоял мистер Ганди и сверлил беднягу своими змеиными глазками, а
двое типов закатали мистеру Амбрустеру рукав и готовились проткнуть ему
руку какой-то стеклянной штукой с тонким наконечником. Ах, подонки! Я
вышел из состояния невидимости и крикнул им:
- Не смейте трогать этого человека!
В ответ кто-то завизжал:
- Хогбенский щенок, держите его!
Я позволил им схватить себя и очутился втиснутым в кресло. Рукав мне
тоже закатали.
- Нечего с ним церемониться, впрыснуть ему сыворотку правдивости, -
хищно усмехнулся мне в лицо мистер Гэнди, - теперь этот бродяга ничего не
утаит.
Мистера Амбрустера они порядком отделали, но он стоял на своем и
лепетал:
- Не знаю я, куда девался Сонк. Знал бы, так сказал. Не знаю я, куда...
Ударом по голове его заставили замолчать, и мистер Гэнди, чуть не
стукнувшись носом о мой нос, прошипел:
- Сейчас мы узнаем, откуда у вас ядерный реактор! Один укол - и у тебя
мигом развяжется язык. Понял?
Тут же мне в руку загнали острый конец стеклянной штуки и впрыснули
сыворотку. Но на меня она подействовала вроде щекотки, и я опять отвечал,
что ничего не знаю. Тогда Гэнди приказал сделать мне еще укол, но я
твердил свое, хотя щекотало больше.
Внезапно кто-то вбежал в комнату и заорал:
- Дамба рухнула! Смыло Ганди-дамбу! Половина ферм южной долины в воде!
Мистер Гэнди отпрянул как ужаленный и взвизгнул:
- Вы бредите! Это невозможно! В реке Большой Медведицы сто лет не было
воды!
Однако через несколько мгновений все сбились в кучу и зашептались о
каких-то образцах грунта и о сборище перед парадной лестницей.
- Вы бы успокоили их, мистер Ганди, - посоветовал кто-то. - Они так и
кипят. Ведь как-никак поля затопило...
- Я с ними поговорю и все улажу, тем более что толком еще ничего не
известно, а выборы через неделю.
И мистер Ганди исчез в дверях. Остальные кинулись за ним. Тогда я встал
и начал чесаться - вся кожа сильно зудела. Ну, погоди, мистер Ганди, я
начинаю злиться!
- Давай удерем, - предложил мистер Амбрустер. - Другого такого случая у
нас не будет.
Выскочив черным ходом, мы обежали здание и перед фасадом увидели
огромную толпу. Наверху парадной лестницы стоял мистер Ганди, а к нему
подступал рослый широкоплечий парень. В руке у парня был здоровенный
каменный обломок.
- Я не знаю таких плотин, которые не имели бы предела прочности, -
возгласил мистер Ганди.
Но парень потряс обломком над головой и проревел:
- А что такое плохой бетон, ты знаешь? Тут же один песок! Дамбу из
этого бетона можно размыть галлоном воды!
- Отвратительно, мерзко! - затряс головой мистер Ганди. - Я возмущаюсь
вместе с вами и заверяю всех, что со стороны властей контракт выполнялся
добросовестно. И если компания "Аякс" пустила в дело некондиционные
материалы, мы выведем ее на чистую воду!
А у меня уже страшно чесалось все тело и стало совсем невтерпеж. Надо
было что-то предпринять.
Здоровяк с обломком бетона сделал шаг назад, ткнул пальцем в сторону
мистера Ганди и спросил:
- А знаешь, поговаривают, будто в компании "Аякс" хозяйничаешь тоже ты?
Мистер Ганди открыл рот, потом закрыл, затрясся и вдруг сказал:
- Да, "Аякс" принадлежит мне.
Вы бы слышали, что за рев пронесся по толпе! А парень чуть не задохся
от возмущения.
- И ты это открыто признаешь?! Значит, ты знал, из какого дерьма
построена дамба? Говори, сколько прикарманил.
- Одиннадцать тысяч долларов, - смиренно признался мистер Гэнди. -
Остальное пошло шерифу, членам городского управления и...
Но взбешенная толпа кинулась вверх по лестнице, и больше мы не услышали
от мистера Гэнди ни слова.
- Ну и ну! Впервые в жизни вижу такие чудеса, - сказал мистер
Амбрустер. - Что это стряслось с Гэнди, Сонк? Уж не рехнулся ли он?.. А
черт с ним, зато теперешнюю администрацию разгонят, вышвырнут всех
мошенников, и мы заживем в Пайпервиле райской жизнью... Если только я не
двину на юг. Зимой я всегда перекочевываю поближе к солнцу... Нет, сегодня
настоящий день чудес: у меня в кармане откуда-то народилось несколько
монет! Пошли выпьем по этому случаю.
- Благодарю вас, но как бы ма не стала беспокоиться, - ответил я. - Так
вы думаете, мистер Амбрустер, в Пайпервиле отныне все пойдет тихо-мирно?
- Еще бы нет... Хотя, пожалуй, не сразу. Гляди, старину Гэнди волокут в
тюрьму. Попался, который кусался... Нет, мы обязательно должны это
отпраздновать, Сонк! Куда ты провалился?
А я уже опять сделался невидимым. Зуд прошел, я полетел домой тянуть
электропроводку. Вода скоро пошла на убыль, но благодаря заткнутому
провалу к открытым в верховьях ключам энергией мы были обеспечены.
С тех пор мы зажили мирной жизнью. Мирная жизнь и безопасность нам,
Хогбенам, дороже всего.
Папин па говорил потом, что наводнение мы устроили неплохое, хотя и
поменьше того, про которое ему рассказывал его папин па. В Атлантиде во
времена прапапина па тоже умели строить атомные печки. Но эти атланты были
настоящие головотяпы - добыли целые горы урана, и все полетело вверх
тормашками, дело кончилось всемирным потопом. Прапапин па еле ноги унес,
Атлантида потонула, никто про нее теперь и не помнит.
Хотя мистера Ганди упекли в тюрьму, никто от него не добился, почему он
так разоткровенничался перед народом. Говорили, будто бы на него
помрачение ума нашло. Но я-то знал, в чем была загвоздка.
Помните колдовской трюк моего па: телепатическую трансфузию алкоголя из
его крови в мою? Так вот, когда меня одолела чесотка после введения
сыворотки правдивости, я взял и проделал этот папин трюк с мистером Ганди.
Он стал резать правду-матку, а у меня зуд как рукой сняло.
Этаких прохвостов только колдовством и можно заставить говорить правду.
